Обыкновенные люди - Дмитрий Евгеньевич Cерков

– А ты хочешь чего-нибудь? – спросила у меня Света.

Я подумал. И правда, чего же я хочу? Избавиться от нее? Кажется… Должен ли я этого хотеть? Вот чего я хочу – поправиться. Я молчал слишком долго, даже опухоль это заметила.

– Ты вообще хочешь чего-нибудь? – напомнила она о вопросе.

– Да, кажется. Есть кое-что… (вылечиться я, наверное, все-таки хотел).

– Звучит как-то неубедительно, – усмехнулась Света. – Скажи… а то, что ты так неубедительно хочешь… Точно ли ты так хочешь этого?

Странный вопрос.

– Не знаю, – пожал я плечами, хотя меня никто и не видел. – А как понять, точно я хочу или нет? Разве есть какой-то критерий?

– Есть один, – сказала опухоль.

– И какой? – удивился я.

– Сначала представь что это самое – то, что ты хочешь, уже случилось. Представил?

– Ну… вроде да, – представил, как она перестала со мной разговаривать.

– И как тебе? – спросила она.

– Тихо, – ответил я.

– И все? – удивилась Света.

– Да, и все, – повторил я.

– Спрошу по-другому, – продолжала Света. – Счастлив ли ты?

Я тогда растерялся.

– Счастлив? Даже не знаю… Счастье – такое сложное чувство. Очень субъективное и в то же время очень объективное. Как понять, счастлив ли я или нет? Это же так сложно.

– Ошибаешься! – строго сказала она. – Я, конечно, всего лишь опухоль, но даже я это понимаю. Счастье совсем не сложное. Напротив – очень простое чувство. Ты либо счастлив, либо нет. Вот и всё. И поэтому понять, счастлив ли ты или нет, тоже очень просто. Если ты задумываешься или сомневаешься, значит, это вовсе никакое не счастье.

– Тогда выходит… что «то», чего я хочу, не сделает меня счастливым?

– Не знаю, – пожала сосудами опухоль. – Но если то, что ты хочешь, не делает тебя счастливым, точно ли ты хочешь этого?

– И почему хотеть так сложно… – промычал я.

– Я вот, например, счастлива, – сказала Света. – У меня уже все есть. И нет сомнений. У меня есть ты, человек с сердцем, которое я люблю. Что же мне еще может быть нужно.

– Везет тебе, – усмехнулся я.

– Еще как, – усмехнулась она. – Мне достался человек, а тебе опухоль.

– Знаешь… я, кажется, все-таки кое-чего хочу.

– Это «кое-что» сделает тебя счастливым? – заботливо спросила Света.

– Да. Очень, – мрачно ответил я.

– Тогда не говори! – сказала Света. – Мне так тепло. Вдруг, если я узнаю причину, то уже не смогу греться. Мне нравится «кое-что», которое ты хочешь, – улыбнулась она.

***

– Лучше бы мы поменялись местами, – вот о чем думал я. – Я бы стал ее опухолью, а она моим человеком, так бы мы исполнили желание друг друга – я бы исполнил ее желание стать человеком, а она мое желание – сделать так, чтобы она жила.

Воскресение и Тот самый вечер

В понедельник надо было к врачу. Но то было воскресенье, и неприятное место было еще далеко. Целый день отделял нас от врачей, что сначала забрали мое сердце, потом вернули, а теперь, кажется, опять хотели забрать.

– Но что для тебя любовь? – спросил я у Светы. – Ты уже несколько раз признаешься мне в этом. Что это для тебя?

– Ты еще спрашиваешь? Это же так просто, – добродушно усмехнулась она.

– Просто? – удивился я такому странному описанию такого сложного чувства. – Я так не думаю. Вон сколько людей определиться не могут. Статусы себе ставят. Целые сериалы снимают, – промычал я.

– Привыкли вы, люди, все усложнять, – немного печально произнесла Света. – Но я понимаю вас. У вас так много органов чувств, что у вас просто не получается чувствовать. Не знаете, какому из них довериться. Я бы тоже, наверное, была такой, ну будь я человеком. Не знала, на что и как мне смотреть. Вот посмотрела бы на тебя не так, запуталась бы и не нашла твое сердце. А не найдя твое сердце, все равно хотела «любви», но, не зная, как ее чувствовать, поверила в ее «сложность», и вместо того, чтобы чувствовать, выбирала. И тогда наверняка ошиблась бы и выбрала не того. Но поверь мне, простой опухоли, в любви нет ничего сложного. Там, где сложно, её просто нет. Можно нарастить сложность и над пустотой, но от этого пустота не станет любовью. Под сложностью чувств вы всего-навсего маскируете их отсутствие. – Она замолчала, а потом голос ее посветлел.

– Но любовь, как и счастье – очень простое чувство!

– И какое оно? – уже не терпелось мне.

Она улыбнулась.

– Любовь – это тепло.

– Тепло?

– Да, очень просто, правда? – тронула она мое сердце.

– Знаешь, мне с тобой тоже тепло, – сказал я Свете.

– Это температура, – сказала опухоль. – Я отравляю тебя. И делаю тебе больно. Наверное, это и значит быть опухолью, как думаешь? Причинять боль тем, кого ты любишь.

Мне вдруг стало больно, но не от опухоли. А как-то по-другому. Неужели от слов? Я решил поддержать ее. Ей же тоже несладко приходится.

– Скажи… а есть что-то, что нравится опухоли? Ну, в смысле тебе?

– Зачем тебе это знать? Я же всего лишь опухоль, что отравляет твою жизнь, – перевернулась она.

– И все же, – настаивал я. – Я имею право знать, коль делю с тобой свое тело… Пусть и временно.

– Электричка и сахар, – демонстративно нехотя вбросила она.

(Ладно сахар, но) – Электричка? – удивился я.

– Да… – как-то мечтательно всхлипнула Света. – Когда мы едем на электричке, когда я слышу это неспешное покачивание, мне кажется, что эта дорога никогда не закончится. Мне кажется, что мы вот так и продолжим ехать куда-то. Всегда-всегда. По рельсам без начала и конца. Там я даже забываю, что я…

– Слушай! – приподнялся я на диване. – А ты не хочешь прокатиться со мной?

– Когда? – удивилась она.

– А хотя бы сейчас!

– Чего это ты вдруг? – в недоумении как-то дернулась Света.

– Да так… я подумал, что раз я тебя все